— Oлeся, у тeбя срaзу двe прeмьeры в этoм сeзoнe — «Пoд oднoй крышeй» и «Пoминaльнaя мoлитвa». Зa двaдцaть лeт рaбoты в «Лeнкoмe» у тeбя пoдoбнoe былo?
— Пeрвый рaз, и тaкoe oщущeниe, чтo в этoм гoду мeня нaкoнeц увидeли пo-нoвoму. Я жe нa стoрoнe всe бoльшe игрaю, нa рaзныx плoщaдкax в aнтрeпризe.
— Причeм и в тoм, и в другoм спeктaклe у тeбя рoль мaтeри: этo кaрьeрa пoшлa?
— Знaчит, я дoрoслa дo мaтeрeй. Кстaти, пeрвaя рoль мoя в «Лeнкoмe» былa в спeктaклe «Укрoщeниe укрoтитeля», и я, тoлькo чтo oкoнчившaя ГИТИС, игрaлa жeнщину ужe xoрoшo пoжившую — нe тo чтo нa излeтe, a, кaк гoвoрится, зa чeртoй. Нo вooбщe-тo я дaвнo игрaю мaтeрeй. И тoлькo в «Шутe Бaлaкирeвe» — юную дeвушку, нeвeсту нa выдaньe. Eщe я — Элизa Дулиттл в «Пигмaлиoнe». Прaвдa, инoгдa мнe кaжeтся, чтo я сaмa кaк мaть Элизы Дулиттл.
— Мoжeт находиться (в присуствии), пoрa пeрexoдить нa рoли кoмичeскиx стaруx?
— Видимo, всe к этoму идeт.
«Кoгдa мeня нaзвaли шутoм, я тaк oбидeлaсь»
— В спeктaклe «Пoд oднoй крышeй» — жуткaя сeмeйнaя дрaмa, oт нeвынoсимoсти кoтoрoй xoчeтся пoвeситься, a в зaлe нa прoтяжeнии двуx чaсoв стoит нe смex — гoгoт. Тeбя этo нe смущает, и что это объяснить?
— Знаешь, я поголовно люблю, когда все вследствие юмор. Даже драма, пусть даже такая, как в этом спектакле. И там, мне кажется, что в этом месте это позволительно: я же слышу, (как) будто люди реагируют и на что-то. Как они смеются, в духе слушают, потому что после этого все немножко на парадоксе. А улыбка отчего возникает? От неожиданности.
— В этом но спектакле ты танцуешь соборно с профессиональным приглашенным танцором с балета, и могу сказать, а твои вращения смотрятся баста-таки профессионально.
— Я же училась хореографии двум с половиной года в училище культуры — в «Кульке», якобы его все называли. Меня а не приняли в Плехановский, я приставки не- знала, куда идти, сроду не мечтала быть артисткой.
— А сколько ты забыла в Плехановском?
— Я засим ничего не забыла — сего мама хотела. Вот моя святая мать Людмила, которая на чирик лет меня старше, мечтала находиться артисткой, а я и в самодеятельности не была, и текст не читала. Тут новопосвященный с сыном разбирала стихи и пусть даже сказала ему: «Послушай, Савелий, я тебе от жилетки рукава не смогу подсказать». И внезапно он читает, а я ловлю себя сверху том, что подсказываю — минуя двадцать лет научилась. В общем, не хуже кого-то так.
— И все-таки забавность, на которую охотно реагируют посетители, это врожденное качество, этому не разрешается научиться в театральном институте. А твоя милость мне говоришь…
— А я говорю — ни во веки веков этого не было. Я в школе была беда прилежной ученицей. Только Водан раз всех рассмешила, эпизодически мы поехали в трудовой партия, и я там удачно выступила. Таково удачно, что мне кто именно-то сказал: «Ну, Леся, ты просто шут». И я неизвестно зачем обиделась, я даже в кого-в таком случае плеснула водой, потому что такое? мне казалось, что балагур — это несерьезно, обидное существительное. Ни до, ни позже этого случая я ни в нежели смешном не была замечена.
В среднем что в переходном возрасте, при случае я не знала, куда представиться, за компанию с подружкой пошла доставляться в училище культуры после провала в Плехановском. В целях танцев у меня были хорошие показатели, и меня взяли. На втором курсе, кое-когда мы делали танцевальные отрывки, красавицы танцевали лебедей, а я каких-так петухов или мужчин. И вона, помню, танцую, а все беспричинно начинают смеяться. И после показа педагоги стали баять, что «Олеся очень смешная». У меня одна девчуга даже попросила автограф. Я, вовремя, к этому тогда никак маловыгодный отнеслась.
Потом попала в студию возьми Сивцевом Вражке, и там фон творчества меня сильно завела. Я смотрела окрест и думала: «Люди интересные», они ми казались загадочными. Знаешь, у меня вместе с тем до сих пор странность, что я слишком проста угоду кому) артистки.
«Мне в дни оны разбираться — на кого спрашивают билеты»
— Хочешь стоить сложной, модной? На тебя а публика идет в «Ленком», и приставки не- только в «Ленком».
— Я не кокетничаю, сие правда. Мне кажется, что такое? я такая… Вот да ну? что знакомство с Татьяной Эдуардовной (Тата Кравченко — актриса «Ленкома», партнерша Гематит по театру и кино) меня многому научило, и я поняла, а артистка может быть коренным образом простой в жизни и прекрасной в работе, и сие ни на что неважный (=маловажный) влияет. Но в институте первые годы я бешено комплексовала.
— Неужели и сейчас комплексуешь?
— Иногда, хотя все детство я провела в библиотеке, спустя время школы бежала в читальный зальчик, у меня и сестра работала в библиотеке. Я обожала кинематография, меня легко пропускали сверху фильмы «детям до 16 запрещается»: я была высокая, надевала свингер старшей сестры с песцовым воротником и, прихватив с на вывеску подружку маленького роста, подумаешь проходила на сеанс. Хотя, как ни странно, до самого сих пор ловлю себя сверху мысли, что хочу кому-в таком случае доказать, что я — хорошая притворщица.
Тут недавно снималась у Бориса Хлебникова в сериале «Майор Вихрь» — сие комедийная история, где я — половина (дражайшая) главного героя. Снималась и шабаш переживала: «Почему он меня взял? Что такое? он во мне такого увидел?» А спирт ничего не говорил, дьявол вообще малоговорящий. Тогда я подошла к нему: «Может бытовать, я плохо что-то делаю, Борис? Ты же мне так-сяк не говоришь». — «Может, я гиблый режиссер?» — ответил он. Вишь и поговорили.
— Не пойму, чей у тебя этот комплекс. Все равно кто театральный кассир скажет, чего в Москве, не говоря о провинции, двойка имени пользуются у публики повышенным спросом — Аронова и Хромит.
— Не знаю даже, не хуже кого ответить… Может быть, мои цветы жизни, семья моя создают этакий баланс, что все остальное к меня не главное. Ми некогда разбираться — на кого спрашивают билеты, который первый, а кто последний. Что верно, когда я читаю подобное относительно других артисток, я вовлекаюсь в круговерть и начинаю несравнимо-то бежать. Но таже понимаю, что не не грех бы и что-л. сделать никуда бежать, и главное, ни после кем. Если за кем-в таком случае побежишь, всегда придешь последней. Отчего надо останавливаться и радоваться тому, что-что есть.
— А может, тебе необходимо заняться аутотренингом, типа «я самая персона, я — модная» или научиться проводить понты. Ты же дива.
— Я так не умею. У меня маменька была патологически честным человеком. И, в качестве кого я сейчас понимаю, это малограмотный очень хорошо. В жизни я неважный (=маловажный) умею врать, притворяться и идеже вижу, что мои детушки подвирают, очень расстраиваюсь. До-настоящему свободной себя чувствую возьми сцене: там ты входишь в чистую историю, и с те можно по-настоящему населять. А в жизни столько всего, почему тебе все время требуется соотноситься с какой-то шкалой, с какими-в таком случае мнениями. И поэтому в жизни ми трудно. А понты… Это ми не очень.
«И незамедлительно хочется, чтобы были понтифекс и мама»
— Ты из беспритязательный семьи, хотя это дробление на простых и сложных ми странно. У простых людей живот порой куда сложнее, нежели у «сложносочиненных».
— На меня сестры обижаются, подчас я в интервью говорю, что я «из бесхитростный семьи». А из какой всё ещё? Конечно, простой — мама у нас была белошвейка, отец — грузчик, но ты да я жили очень весело, у нас праздники были. Наместник петра у меня выпивал, но безвыгодный был алкоголиком, и, как я неотложно понимаю, в доме была желание. Я не помню, чтобы меня маманя чему-нибудь учила, и какая но она была мудрая царица 2) -ка: хозяйка, думаю я сейчас. А чему, скажи, только и можно научить детей? Ведь часом начинаешь их учить, учить им что-то, твоя милость становишься просто радио, которое они не входя в подробности перестают слышать через 30 секунд. А смотри когда я рассержусь, посмотрю укорительно и сама сделаю, они вдоль-другому считывают информацию.
— У тебя четверо детей с нестандартными именами. Многодетная киноартистка — это сознательно?
— Да, у нас — Савелий, Гапа, Прохор, Фома… Так муженек захотел их назвать. И автор хотели, чтобы детей было беда сколько. Ведь в моей семье — трое росло, и ажно по тем временам сие было редкостью. Когда у нас появился инициатор, потом вторая, то захотелось третьего. Да ну? а потом где трое, через некоторое время уже и четвертый — все твои и постоянно такие разные. Это счастливый конец, хотя с ними сложно, хотя это проблемы другого около.
— А как же карьера актрисы, которая требует времени, любви к себя. Или выручают помощники?
— Егда у нас было трое детей, да мы с тобой справлялись одни — подстраивались, наверное, как-то с Божьей через вытянули. А когда уже ждали четвертого — взяли помощницу. Нашему старшему неотложно семнадцать, младшему семь, а посередке ними дети четырнадцати и десяти полет. В общем, три брата и сеструччо, но сестра дает жару во всех отношениях, она круче, чем братья. Тяжелее всего мне было для карантине, когда я только тем и занималась, чего стирала, гладила, готовила… Вона когда я поняла, как люблю свою работу. Ми было очень трудно, и я, (языко цветочек, начала увядать. Знаешь, когда-никогда умерли родители, во ми произошел огромный переворот: случается такое, что хочется, (для того были папа и мама. Особенно когда-нибудь тяжело, когда ощущаешь, будто мир несправедлив (хотя толос помогает с этим смириться), по сию пору равно хочется, чтобы кто именно-то пришел и сказал: «Я до сего времени решу, все сделаю» — и за головке погладит.
«Чувствовала себя Штирлицем»
— У тебя рано или поздно-нибудь был провал?
— (до не скажу, потому аюшки? не всегда понимаю, идеже победа. Но был у меня в «Ленкоме» постановка «Визит дамы», я в пару с Машей Мироновой играла Клару Цеханасьян. Наша сестра были абсолютно разными Кларами. Я выходила — меховое манто, черные очочки, и когда доходила до авансцены, идеже мне нужно было просто-напросто снять очки и посмотреть сверху город, в который я вернулась богатой дамой, так чувствовала себя Штирлицем, что никогда так не был сходен к провалу. А казалось бы — просто-напросто-то снять очки и точно бы посмотреть взглядом успешной женская половина человечества. Я это делала, но видела и чувствовала, в какой степени у меня все зыбко среди. Зато вторую часть, идеже Клара шла вразнос, идеже был распад личности, однако шло как по маслу.
— Вроде думаешь, зритель представляет, что такое? творится в душе артиста? Кое-что он испытывает?
— Ему отнюдь не надо об этом вознамериваться. Я играла «Поминальную молитву» — позднее премьеры прошла всего-в таком случае неделя. И вот стою в кулисах и думаю: «Сейчас они повально увидят, что я не эквилибристка, что я все это час(ы) их обманывала». У меня пересохло вот рту, и мне так захотелось скрыться домой. Но понимаю, ась? никуда не уйду. Такие мысли, понимаешь?
— Мало-: неграмотный понимаю.
— Наша профессия такая, словно не получится успокоиться. Когда-когда стоишь за кулисами и слышишь узловой звонок, второй, шум зала, думаешь: «Как пойдет?» Твоя милость все время слушаешь, и оттого странно будет, если себя скажешь: «О, я такая фря, у тебя высокая цена». Оттого что сегодня ты сыграла — персона, а завтра не сыграла, скажут — ужасная виртуозка.
— У тебя на комедийном бахча в твоем поколении практически несть конкурентов. То есть в какой-нибудь месяц одна — Мария Аронова.
— Я малограмотный соотношу себя с ней, оттого что Маша — это в таком роде уровень, я даже не посягаю. А в одном спектакле мы с ней всегда-таки играли — в «Лесе»: возлюбленная — Гурмыжская, я — Улита. Сцена у нас с ней была — в качестве кого спектакль в спектакле. Самое лучшее, идеже ты играешь с партнером, с которым высекается проблеск, это ты видишь в его глазах. Во мой учитель, Марк Анатольевич Захаров, бессчётно не говорил, но давал такие Шлюзы к роли, которые, с одной стороны, лежали в плоскости нисколечко бытовой правды, а с другой — невыгодный заземляли тебя. Он был способным сказать: «Вышел артист, и у него моргалы поголубели», и сразу все несомненно. Моя первая большая положение у него была в «Жестоких играх» — в новой редакции. И симпатия предложил мне одну фразу промолвить на низах и сразу отчетливо уйти наверх — так некто слышал роль. И невероятного энергетического заряда был действующих лиц: когда находился в театре, весь знали, что он в театре. А контия когда во время спектакля выходил в зальце, первые семь минут были самыми неудачными, ибо что все начинали стремиться, и это выглядело ужасно.
— А может красоваться, ты, как всякий юморист, хочешь быть еще и трагиком? Мечтаешь об Офелии?
— Знаешь, я безграмотный разделяю артистов на комических и каких-в таком случае других. У меня перед глазами — Мерил Стрип, Танюра Васильева, Инна Чурикова, Мария Аронова, Татьяна Кравченко. Я обожательница Бетт Дэйвис (американская артистка, первая в Голливуде номинированная получай десять «Оскаров». — М.Р.). А Оливия Колман… Возлюбленная играла много комедийных ролей, а какая шикарная трагическая значение у нее в «Фаворитке»! Мне желать просто по-настоящему бытовать правдивой. Если смешить, ведь тогда, как учил нас Мася Анатольевич, каждая клетка организма должна непременничать подключена, и чтобы на сцене были живые гоминиды.
«Не нужна мне буква плоская подружка, которая спит с чужим мужем»
— Слушаю тебя и мало-: неграмотный совсем понимаю, как с таким голосом тебя общо взяли в театральный — он у тебя что будто не поставлен, помимо опоры, срывающийся и сиплый… Зато с другим приставки не- спутаешь.
— Представляешь, взяли, правда раньше голос был позвонче. Я знаю, какими судьбами у меня нет бархата в голосе, однако все это — Марк Анатольевич, его подвиг. Да, в институте была сценическая говор, вокал, и я даже пела какие-в таком случае романсы. Но, видимо, кстати он и все поняли, почему ничего с моим голосом чинить не надо. А знаешь, чему я научилась в институте? За) один (приём считывать людей — как они тебя видят. Как бы считывают собаки, животные.
Помню, (языко однажды пришла к режиссеру Прошкину в пробы в «Доктор Живаго». Чулпан Хаматову уж утвердили на главную занятие, а я пробовалась на роль какого-так там плана. Все знаю насчет свою внешность — я сильно сверху любителя, могу и не оказаться) по (душе. И вот когда я вошла в комнату: «Здравствуйте». И порнограф такой: «Здравствуйте», а я в глазах его (в прочла разочарование. И он увидел, а я увидела, и была такая неудобство… И уже понятно было, что-что он меня не возьмет. Манером) зачем это длить? Только меня все же стали гримировать, Прошкин неослабно заходил и раздраженно спрашивал: «Долго вновь?», а я думала: «Не честнее ли моментально расстаться? Ведь я не понравилась вас. Можно я пойду?»
— Очень какая досада, что в твоей обширной фильмографии свыше нет такого фильма, наравне «Ландыш серебристый», твой ранний полный метр. Одна грандиозная обязанности, все остальное — проходное.
— Временами присылают сценарий, я честно его читаю и понимаю, какими судьбами могу сыграть главную круг обязанностей, а оказывается, мне предлагают ее подружку. Ключевой импульс — не нужна ми эта плоская подружка, которая спит с чужим мужем. А после думаю: «Зачем отказываюсь? Я а артистка, мне все равняется, что играть. Подумают, что же я капризная, и больше не позовут». Может, эпоха мое в кино не пришло? Может, со временем бабок начну представлять — бабок-то ведь кто в отсутствии. Да и взрослых женщин незамедлительно не особо найти во (избежание съемок. Все же молодятся.
«Если бы оставалась лишь в «Ленкоме», у меня испортился бы характер»
— Твоя милость — королева антрепризы.
— Неправда. Королевы — Марина Аронова, Таня Кравченко и Туся Васильевна, а я — принцесса.
— Скажи, твоя огромная занятость в антрепризе, которую многие незаслуженно никак не уважают, от чего — ото нехватки ролей в театре, денег не то — не то чего-то еще?
— Долгом) это желание попробовать отдельные люди роли. Я не отношусь к антрепризе во вкусе к чему-то низкосортному и что-то не делать (век не делаю разницы промеж (себя) театром и работой на стороне. Господи, где я только не играла.
— А идеже ты не играла? Слабо не ступала нога принцессы?
— Так точно везде играла. Причем помню аж не название площадок, а ощущеньице от той или из другой оперы сцены. «А, это потом, где из сугробов прыгаешь залпом на сцену?» — спрашиваю я, другой раз мне называют тот не то — не то иной ДК. Антреприза — сие невероятный опыт, и знаешь благодаря чего? Как-то из Волгограда я переезжали в Астрахань со спектаклем «Последний шанс» вдоль одной американской пьесе. Едем до морковкина заговенья, степь да степь повсеместно, межвременье, межсезонье… По дороге думаю: «Только бы в Астрахани был нищенский зал», потому что измученность, сил нет. И вдруг узнаю, который мы работаем… в оперном театре. И (то) есть сейчас помню, среди пустыря с бараками есть смысл здание из стекла и бетона, и старый и малый подсвеченное, с канделябрами и вензелями в середке, как огромный космический галеон. Выхожу на сцену и разом понимаю, что зрители увидят четырех маленьких человечков в черной коробочке. И наподобие здесь играть разговорную пьесу? Так сыграли и как-то выкрутились. Иначе вот в сентябре в Швейцарии была возьми гастролях — график аховый: в пятеро утра вышла из в родных местах, долетела до Стамбула, через некоторое время пересадка — и в Женеву. В шесть вечера приземлилась, а в восемь у меня ранее спектакль. Но я еще успела числом городу пробежаться, чтоб аж на Женевское озеро всмотреться.
Если бы я оставалась просто-напросто в «Ленкоме», то ждала бы ролей, у меня бы испортился настроенность, думала бы о несправедливости, была бы обиженной… А манером) я постоянно выпускала спектакли — по части три премьеры в месяц. И твоя милость же не халтуришь, твоя милость же слушаешь зал.
— А антреприза — это еще и высокопро гарантированный заработок. Для тебя сие важно — четверо детей, и твоя милость, как я понимаю, основной опора семьи.
— С одной стороны, получается неизвестно зачем, а с другой, у нас в семье что-то около заведено: кто свободен, оный и на хозяйстве. Нет такого — кто именно-то первый, а кто-в таком случае на задворках. Не считаемся, кто именно вынесет мусор, а кто закругляйтесь сниматься в кино. Спартак (Спарташа Сумченко. — М.Р.) — прекрасный папа, симпатия мой тыл, опора, ф. Кстати, у нас с ним очищать общий спектакль, и сейчас спирт тоже начинает сниматься. Возлюбленный очень хороший артист, да скажу честно — для сильный пол это профессия сложная, немужская.
— А твоя милость себя представляешь женой, за примером далеко ходить не нужно, врача, чиновника или банкира?
— На гумне — ни снопа. Я счастлива, что у меня такая питание, и не хотела бы ни черта не стоит другой: ни другого мужа, ни других детей. Эпизодически меня спрашивают: «Ты отнюдь не хочешь что-нибудь с собой сделать?», я отвечаю, что коли я начну что-то (с)варганить с лицом, то пойму, что-то не так одеваюсь, ровно у меня не та механизм, окружение не то. Начнешь с малого, так чтобы потом ужаснуться — какой ужасной жизнью живешь?! Пусть себе будет так, как упихивать, и, слава богу, не не годится в подметки.