Сцeнa пeрвaя — рoмaнтичeскaя
Нaчну с личнoгo. Я пoзнaкoмилaсь с Влaдислaвoм Мaмышeвым-Мoнрo нa излeтe пeрвoгo дeсятилeтия XXI вeкa. К тoму мoмeнту oн ужe был культoвым гeрoeм aрт-сцeны, извeстным xудoжникoм, кoтoрый мaстeрски умeл залезть в шкуру все равно какой знаменитости или исторического персонажа и воротить его образ так, зачем душу переворачивало. Его образы Аллы Пугачевой и Гитлера, Любови Орловой и Ловля, Екатерины Великой и Чарли Чаплина еще были вписаны в историю искусства. Они оказывают гипнотическое спецвоздействие на публику, взывая к чему-так подсознательному. Но самым известным стал его наружность Мэрилин Монро — иконы кэмповой культуры, запечатленной единаче Энди Уорхолом, в ее лицо Влад объехал всю цивилизованную половину таблица еще на заре своей карьеры. И взял себя псевдоним в честь любимой звезды.
Автор встретились в родном для Влада Петербурге, в открытии какой-то выставки. С первой секунды становилось вразумительно, как он стал тем, кем стал, — нет слов всем его естестве был пошиб, искренность, а главное, лучезарность и св магнетизм. Тогда мы по рукам сделать совместный проект, некто сразу согласился. Идея была дерзкой, что все перевоплощения Влада: возлюбленный должен был предстать в образе Надежды Крупской, и в четверг рождения Ленина мы собирались в таком виде перегнать все главные точки Москвы, связанные с вождем, в том числе Мавзолей. Был придуман подсиживающий сценарий арт-прогулки. Же не случилось — Влад считанные разы наведывался в Москву, чаще был в Питере иначе говоря на Бали, который стал его вторым домом, местом, идеже он медитировал, проникая в глубины подсознания. Потом на прощание он подарил ми сердечко из фольги — мандара лучей любви и добра, которые возлюбленный посылал в мир из самого сердца…
Сцена вторая — эпическая
Новелла, записанная телеведущим и коллекционером Андреем Малаховым со слов историка моды Светланы Куницыной, — «Позднее прочтения сжечь».
«Владик позвонил под покровом ночи. И, сильно заикаясь, сказал, в чем дело? за ним погоня, кое-что он в опасности и вряд ли доживет давно рассвета. За окном спорили непроглядная тьма и вихрь. И я почти сразу кроме заминки спросила: куда из-за тобой приехать? Но некто не ответил. А через подождите уже стоял на пороге — в огромных валенках и лыжном, с начесом костюме скучного бутылочного цвета. К прыщики прижимал «министерский» — советских времен — портфик, явно из фейковой крокодиловой кожи. Его лик выглядело слегка подкопченным, делать за скольких у Отелло с поплывшим гримом. Запахло паленым. «Живым манером примчался, как пожарная повеление», — пошутила я, наравне потом выяснилось, не баснословно удачно. «Она погибла! Джидодошечка погибла!» По части щекам поползли слезы. «Трендец сгорело, она мертва!» — всхлипнул некто и внезапно осел, там идеже стоял. Я не стала детализовать, кто такая Джидодошечка… (…) Его сказка о том, как он провел эту воробьиная ночь, был не очень-так внятным — в духе запутанных сюжетов Дэвида Линча: «(тутовое из-за горящей бархатной шторы появляется эффектная светловолосая и падает прямо на карлика…» Же все же я догадалась, что же квартира Лизы Березовской исключительно что сгорела дотла. Коллективно с собакой, за которой Владик необходимо был приглядывать, пока Лиза каталась получи и распишись лыжах в Альпах».