28 декабря, 2021 
adminGWP 
Рaсчлeнeнкa в Пeтeрбургe дo тoгo, кaк этo стaлo мeйнстримoм
Пeрвый нaш интeрвьюeр — Aлeксaндр Мaтюxин. Рoдился в 1981 гoду в Мурмaнскe-60. В Союз этoт нaсeлeнный пункт выпoлнял функцию сeкрeтнoгo «СТO» и oднoврeмeннo «клaдбищa» к aтoмныx пoдвoдныx лoдoк. Гoрoдoк, сoстoящий с 60 дoмoв, рaспoлoжeнный нa сeвeрныx рубeжax – мeстo, гдe навряд ли кoму-тo нaдo выxoдить изо «зoны кoмфoртa». Aлeксaндр прoвeл тaм пeрвыe 14 лeт свoeй жизни, пoтoм eгo сeмья уexaлa нa зюйд, в Крaснoдaрский крaй. A с 2011 гoдa пoсeлился в Пeтeрбургe – ужe в стaтусe писaтeля.
«Гoлoвa, кoтoрую рубили», «Удeл Упыря», «Гoрoд спящиx» — тaк нaзывaются рoмaны Aлeксaндрa Мaтюxинa.
— Пoчeму твоя милость выбрaл имeннo «ужaстики», — срaзу спрoсил я у Aлeксaндрa.
— Я дoлгoe врeмя писaл фaнтaстику, всe с этoгo нaчинaют. Нo в кaкoй-тo мoмeнт пoнял, чтo oнa сужaeт рaмки твoрчeствa. Читaтeль oт фaнтaстики ждeт oпрeдeлeнныx гeрoeв и сюжeтoв, a этo вынуждaeт рaбoтaть пo нeкoeму шaблoну. Тaкиx шaблoнoв несть, но рано или на ночь глядя они исчерпываются. А хоррор куда свободный жанр.
Если вклеивать про Россию, он до этого часа и очень молодой. Там жрать куда развиваться, — объяснил Матюхин.
— Усиживать хорроры с фантастическими элементами, по образу, скажем, «Я — легенда» Ричарда Мэтисона, а уминать «реалистические» ужасы. Что тебе ближе?
— У меня другой подход. Проще всего сообщить, чего я не пишу: безвыгодный люблю поджанр, где готов мясо-крошилово, всех режут и убивают нелепо. Из кино приведу интересах сравнения «Кошмар на улице Вязов», «Поворот безграмотный туда», все эти «Резни бензопилой…», идеже есть маньяк, убивающий подростков. Слэшеры в общем. Однако остальное я пытаюсь прорабатывать: и зомби, и оборотней, и ведьм. Проглатывать рассказы с богами или научными изобретениями, идеже фантастическая линия довлеет, не хуже кого у Нила Геймана.
— Зомби — сие поле хоженное-перехоженное сотни в одно прекрасное время. А твои восставшие мертвецы что же делают – не блуждают а они с вытянутыми вперед руками, требуя чужие жизни и соображалка?
— Чтобы не пойти согласно клише, я извращался, как был способным. У меня один герой становится зомби, не спросясь об этом не предвидя. А в рассказе «Мертвый человек отнюдь не знает» все наоборот: тама человек умирает и понимает, отчего он зомби, но может оказаться при пиковом интересе человеком. И ему настолько нравится разбирать чувство того, что симпатия мертвый, что он до сей поры время выбирает первое.
— Территория действия этих произведений – российские города?
— Насчет зарубежье не пишу, токмо про Россию. Чаще только (лишь) это Петербург. Я — петербуржец, и условия этого города позволяет царапать хоррор. Или беру деревни какие-нибудь, али тот же Краснодар. До сей поры свое, родное.
— Питер — маловыгодный только культурная столица, только и «столица расчлененки»?
— К сожалению, согласен. На самом деле у меня очищать проза про расчлененку в СПб по того, как это получается «мейнстримом». До всех сих громких дел с историком Соколовым. Я до этого времени в 2014 или 2015-м закончил эпопея «Кусочки вечности» с подробностями такого убийства, идеже герой мстит своей бывшей любовнице и идеже все мрачно и появляется расчлененное аллоплант.
— В постсоветское время был стиль, который мой старший братан называл «ням-ням»: как-нибуд какие-нибудь зубастики не то — не то другие монстры бегают и пожирают человеков. Такую плотоядную братья наши меньшие ты изображал?
— У меня принимать рассказ «Коридоры», он особенно питерцам нравится: насчет музей, оказавшийся инопланетной твариной. Возлюбленная заманивает людей к себе и съедает.
— Другой раз Ридли Скотт делал последнюю фрагмент «Чужих», на съемочной площадке израсходовали мало-мальски сотен литров искусственной регулы. А у тебя есть книги, идеже все страницы кровью залиты?
— С тех, что уже вышли получи и распишись бумаге, запредельно кровавых в закромах. Но скоро появится «Кладбище ведьм», оно получи и распишись грани «18+». Чтобы поставить градацию «16+», ми пришлось даже кое-по какой причине убирать.
— Кто читатель хоррора? Молодость или люди среднего возраста? Мужской элемент или женщины?
— Раньше и старый и малый знали этот жанр не более благодаря Стивену Кингу. Который вырос на Стивене, сегодняшнее с удивлением открывает русский хоррор. Сим читателям под сорок тож чуть за сорок. Они — основная комната.
Нет какой-то конкретной категории людей, маловыгодный читающей хоррор. Он но очень разнообразный! Кому-так нравится читать об убийствах, кому-в таком случае — замес на мистике и проклятиях, кому-так исторический фон по душе.
— А кто именно по прорисованности кошмара может соревноваться с Кингом?
— По крутости к нему проблематично ли кто-то уж приблизился, но появляются тетька, кого называют «русскими Стивенами Кингами». Сие Анна Старобинец, Дарья Бобылева. Получи Украине Максим Кабир остро набирает обороты.
— Помнишь, был анимашка про котенка по имени Гав и его друга щенка. И чисто они в жуткую грозу полезли в чердак, чтобы бояться. Чисто объясняется это сознательное любовь себя пугать?
— Это распрекрасно снимает стресс. Уводит через повседневных проблем. Вот твоя милость вернулся с работы: ипотека, проблемы у детей в школе, нужно принимать решение то и это. Смотришь хоррор, и ото сюжетных поворотов тебе становится полегче. Ты выплескиваешь энергию с со страхом. А еще людям нравится исследовать такие эмоции, как нравится кататься с резкий горки на санках не то — не то прыгать с парашютом.
— Ты сказал в начале, зачем это молодой жанр. А чисто у Булгакова повесть «Роковые яйца» — явственный ужастик, или строки Алексея Константиновича Толстого в духе «Пусть бабка внучкину высосет кровь». «Гробовщик» Пушкина наполнен ходячими мертвецами, Светуша Жуковского заглядывает в потусторонний мiровая.
— У Леонида Андреева есть сказ «Красный смех» — про человека, сошедшего с ума нате войне. Это идеальный манер хоррора. Другое дело, ровно при Союзе, и раньше — в Российской империи хоррор насильственно ограничивали. А в 90-е он превратился в низкокачественную кальку с американских образцов. И всего года с 2010 — ого в жанре начатие что-то получаться.
А истоки его уходят в глубокую архаика. По Владимиру Проппу, Мужичка Яга — это предвестник смерти, вожак в мир мертвых, поэтому у нее костяная ножища.
Часть меда орел проглотил, и возлюбленная вышла с другой стороны…
Оля Кожин — писатель из Норильска, бредящий в Карелии. «Путевку в литературу» ему выдал Стругацкий-меньший. Так что неудивительно, фигли Олег — на хорошем счету у ведущих издательств.
Кожин быть по сему с тем, что ужасы ради русской словесности — преданья старины глубокой:
— Не дозволяется говорить, что хоррор — сие какое-то новое напластование. Традиция страшного рассказа ведет зачаток с XV или XVI века, до сего были страшные сказки, которые в без- причесанном виде выглядят не в пример (куда) страшнее, чем мы привыкли мыслить. Хоррор — это не что-что-то новое и не а-то зарубежное, у него не менее название иностранное.
— Ты начал поездка в литературу с фанфиков на «Утиные истории», в этом смысле твоя милость дитя 90-х?
— Абсолютно. Я жил в 90-х, получи и распишись эти годы пришлось мое мужание, мой подростковый период. Сиречь большинство писателей из «темной волны» (отряд отечественных авторов, освоивших новое образ в литературе, — И.В.), я росли на книгах Кинга, Лавкрафта, Маккаммона, Кунца. По сей день, что хлынуло тогда переводное держи рынок, мы поглощали. И сие казалось чем-то невероятным — такая крутота, похожая сверху фильмы ужасов, только твоя милость их прокручиваешь в голове.
— Твой дебютный римлянин «Охота на удачу» — суть (дела) произведение в жизни?
— Самая главная эскиз — та, над которой твоя милость работаешь сейчас. В «Охоте бери удачу» я вижу все ошибки, какие-ведь косячки небольшие, но за-прежнему ее люблю: по сей день-таки первая. За эту находку меня хвалят предварительно сих пор: что удачу дозволено измерить и даже привлечь, без- колдовством каким-то, а усердным трудом или — или нечистыми помыслами (желанием что же-то украсть). У меня счастливый конец — некий ресурс, который не грех использовать. В итоге получилось городское фэнтези со множеством монстров.
— Какой-либо город ты сделал географической локацией?
— Cобирательный. Же поскольку я давно живу в Карелии, в Петрозаводске, так он стал основой. Сие дань месту, где ми хорошо..
— Не получается ли, что-то для того, чтобы появилось новое колено пишущих, должны уйти великие. Твоя милость пришел в литературу с легкой цыпки Бориса Стругацкого. Чем тебе посчастливилось удивить Бориса Натановича?
— Правда, одна из моих первых публикаций состоялась в журнале «Полдень. 21 век» у Стругацкого. Возлюбленный одобрил мой рассказ. Провозглашать, что он его удивил, было бы свыше меры смело. Но да — взял, опубликовал, а дальше еще три рассказа печатал, в фолиант числе в юбилейном выпуске «Полдня». Сие в свое время помогло ми поверить в себя.
Что касается следующий части вопроса. Есть скандинавская вымысел, где Один похитил падь поэзии у великана. И, превратившись в орла, нес его в клюве. С через того меда, который возлюбленный донес, появились поэты. Дьявол немного смог украсть, вишь и поэтов немного. Но уплетать продолжение у этой легенды. Отрезок меда он проглотил, и возлюбленная вышла с другой стороны орла. И изо этого «меда» получаются плохие поэты и плохие барды.
— Если ты «берешься за перо», у тебя возникает впечатление, что ты творишь по времени великих?
-. Вся наша «темная волна» состоит изо людей, рассказывающих страшные истории. Ты да я с юмором относимся к «большой литературе»: да что вы, есть она и есть, сие здорово.
— Самое страшное изо твоих произведений – о чем оно?
— Воспрещено сказать, что самый грозный текст – вот этот. Поэтому что все мы различные и страхи у нас разные. Кого-ведь пугает саспиенс о фигуре вслед шторкой. Или лавкрафтианский хоррор о древних богах, в такой степени непознаваемых, что один сторона на них сводит с ума. Третьих пугает нудизм: кровь и кишки. А кто-так пауков боится.
Автор хоррора обязан испытывать сладковатую жуть, дай тебе мурашки бегали. Чтобы трудиться достоверно. Если сам без- боишься, сложно напугать кого-ведь еще.
Вот был у меня авеста «Среди дождя», мне зоил написал, что, мол, видным-виднешеньк: автор ехал ночью числом трассе и попал в подобную ситуацию. А у меня тогда даже механизмы не было. Я просто максимально правда пытался понять, что бы я делал, чего бы я чувствовал при подобных обстоятельствах.
— Как ни странно себе обывателя, скучающего у телевизора. В дальнейшем бензопилой разрезали человека вдвое. Зритель зевнул и переключил спустя некоторое время. Там непонятные существа сожрали туристов. Душевнобольной крошит студентиков. Настанет мгновение, когда любой жестяк приестся. Кое-что тогда будешь делать твоя милость и твои коллеги по хорроротворчеству?
— Хоррор отродясь не перестанет быть страшным. К виду искусственной месячные привыкнуть легко, но далеко не дай Бог увидеть настоящую. В случае если пресытился – найдутся варианты, в качестве кого напугать. Те же скриммеры — резкое рождение какой-то твари. Другими словами более вкрадчивый ужас, ровно Кинг говорил: ужас оказаться вынужденным быть скрытым, пока твоя милость не видишь, что сие, воображение рисует монстра, какого ни Вотан писатель не сможет взять с потолка.
А еще новые поколения растут, у них теперича страх технологий, в пандемию ты да я боимся кто вируса, а кто именно вакцины – кому что ближе.
— XXI вечно стал эпохой «теорий заговора» и полусумасшедших альтернативных картин таблица. А какая из них собственнолично тебе кажется привлекательной?
— В детстве я сожрал массу «мусорной» информации с бульварных газетенок: про Летающее блюдце, Снежного человека… Благодаря тому что, что я ее переварил помимо видимого вреда для мозга, отнюдь не считая того, что я хоррор пишу (смеётся). Сие явная побочка. Но к тому же тогда я узнал, что чуть-чуть ли не 90% людей имеет психические отклонения. Ориентировочно так я отношусь к человечеству – и вижу задачу во (избежание каждого найти его менжа.
Когда все меняется до того неожиданно, все очень напоминает шар земной теорий заговора. Пять полет назад кому скажи, подобно как в ресторан нельзя будет кроме QR-кодов приходить, сказали бы: «Ты который, киберпанка перечитал, братан?!» А данное) время это реальность.
Как пойдет чайна, будет миру конец
Задаться мыслью, что страшно, а что маловыгодный очень — личное дело каждого. С целью романа молодой писательницы изо Москвы Веры Богдановой «Павел Чжан и оставшиеся речные твари» «топливом» стали приставки не- боязнь вампиров или серийных убийц, а исключительно внешнеполитические опасения, что Земля однажды отберет у России суверенитет. Труд Богдановой успешно добралась вплоть до финалов премий «Нацбест» и «Лицей».
«Я никак не ожидала такого отклика для эту сложную тему. Думала, мрачная пятый океан книги отпугнет читателя», — говорит Веруся.
К слову, Вера собственно хоррором личный роман не считает, определяя его вроде психологическую драму с фантастической и хоррор-коннотацией.
— Вследствие чего ты главную угрозу гляди в Китае?
— Это не я вижу. Я собрала конспирологические теории, гуляющие в соответствии с Интернету, причем делала сие еще до ковида.
Вераха считает парадоксальным тот прецендент, что в Европе или в Москве весь век убеждены в захватнических устремлениях Пекина. Да чем дальше заезжаешь для Дальний Восток, чем ближе оказываешься к границе, тем терпимее местные относятся к «красному дракону».
— Я далее видела меньше китайцев, нежели в Москве или Санкт-Петербурге. Не без того у нас сильны фобии, что такое? весь дальневосточный регион заселен китайцами, и они живой рукой все окончательно заполонят.
Богданова опять же затронула проблему чипов, пытаясь огрызнуться на вопрос, где заканчивается осмотр, существующий для нашего но блага (для того, затем) чтоб(ы) предотвращать преступления или требовать скорую помощь), и где начинается слежка из-за нашими действиями, выискивание неугодных личностей то есть (т. е.) деятелей, и, в конечном итоге, нарушение прав человека. У Веры Богдановой КНР отнюдь не атакует открыто, а просто «подсаживает» Россию получи и распишись кредиты. В альтернативной Вселенной российская регалии оказывается в гораздо более глубоком кризисе с-за санкций 2014-го. Бесцельно продолжается до 2030 возраст, мы берем у могучего соседа бог не обидел займов и попадаем в своего рода кабалу: вынуждены отпустить ресурсы себе в убыток, припахивать огромные куски территории в аренду. В таком мире живет Палюня Чжан: наполовину китаец, в некоторой своей части русский. С малых лет мечтает разъехаться на родину отца, симпатия в его глазах — этакая «земля обетованная». Паня работает в компании, занимающейся разработкой чипов для того ОМС. Но когда некто оказывается в Китае, понимает, словно у любого технического блага проглатывать изнанка. И здесь начинается самое интересное…
Опубликовано в рубрике