Новостной портал

«Двoe» игрaют вo втoрoм кoрпусe Музeя Мoсквы, гдe прeждe игрaли и крымoвскoгo «Бoрисa Гoдунoвa». Пoxoжe, чтo этo прoстрaнствo принoсит удaчу тaндeму xудoжник Крымoв — мeнeджeр Рoбeрмaн. Спeктaкль eщe нe нaчaлся, a в фoйe, слeвa oт вxoдa в зaл, в спeциaльнo выдeлeннoм месте нате огромном диване лежит великий человек. Он повернулся на лицо к стене, но по характерной лысине в обрамлении черных волосинка понятно, что это неважный (=маловажный) кто иной, как Михоэлс, живописный руководитель Государственного еврейского театра (ГОСЕТ). Дьявол не видит, как получи экране слева под домиком от дивана бегает Чарли Чаплин — кверху-вниз по лестнице. Усики, черепушка, ноги в первой позиции. Цвирикающий звук пленки в допотопном киноаппарате. Лишше ничего, но почему-ведь немного грустно. Вот такая эмоциональная инсталляция предваряет представление, который будет зашкаливать объединение эмоциям.

А в это время в пустом пространстве передо зрительскими трибунами сидит сейчас другой Михоэлс — в профиль к зрителям, и весь его фигура в сером габардиновом плаще выражает ожидаемый мизофобия и ужас. Руководителя ГОСЕТа вызвали к товарищу Сталину. Хуй ним ковровая дорожка, в глубине кучно закрытая дверь (судя до всему, перед кабинетом) и посыльный в гимнастерке, но без знаков заслуги, за столом. Кукольный Михоэлс в таком случае и дело роняет шляпу, посыльный подбирает и, не церемонясь, нахлобучивает для голову гениального артиста. Входит Сталин.

В отлучке, не входит — влетает получай согнутых, точно подагрических ногах, порция лица в крови, голос обратный. Смотрит в зал:

— Всех посадили?

— Полсотни процентов, товарищ Сталин. Ровно положено.

Зал смеется.

Вишь в этом весь Крымов: его машинопись имеет подтекст, и не Водан. Так будет на протяжении двух часов, из-за которые случатся: поручение Сталина Михоэлсу — направить лыжи в Америку и достать у богатых евреев денег исполнение) оборонки СССР, борющегося с фашизмом, стремление из Москвы в Нью-Йорк, сходка Михоэлса с Чаплиным в его квартире, каляканье двух великих. Наверное, о всем.

Так себе нафантазировал историческую встречь Дмитрий Крымов, которая в самом деле длилась только (лишь) две минуты. Его фантазии неожиданные в поворотах, яркие, как стертый медный пятак на сон и полет героев Шагала надо землей. При плотности мизансцен и их эмоциональной насыщенности темпоритм спектакля неспешен, так это нисколько не смущает и маловыгодный заставляет скучать, потому зачем все, что разворачивается в пространстве, которое к тому но еще открывается в глубину, беспрестанно удивляет.

Удивляет, как выстраиваются основные темы — коллажист и власть (времена не в дебет), художник как существо, отличающееся с других при одном условии — в случае если он настоящий художник. Наподобие эти линии сходятся, разлетаются, захватывая в свою орбиту исполнившееся, реалии прошлого и настоящего, судьбы других людей. И, понятно, сам театр, о котором Димыч Крымов размышляет независимо через того, что ставит — «Дон Жуана» с его генеральной репетиции (в «Мастерской Фоменко»), «Чайку» (Пушкинский искусство театра) или вот теперь «Двое» в Музее Москвы. И, что ли, не отпускает его.

Неудовлетворительно главных героя, два гения… Чаплин и Михоэлс — Заля Хайруллина и Максим Виторган. Тот и другой замечательно работают, и Максим Виторган в роли Михоэлса до боли неожиданен. Их двойники — ростовые куклы, каждая почти три метра, не не так, со сложнейшим внутренним механизмом (блистательная страдная) пора Виктора Платонова). Чтобы с такими одолеть, нужно как минимум высшая оценка кукловодов, каждый из них отвечает из-за движения рук с огромными кистями, ног, головы… У кукловодов снова и свои роли, так зачем фантазии Крымова весьма трудоемкие и требуют внимания, напряжения всех четырнадцати артистов, разыгрывающих историческую навстречу. Но даже на первом показе напряжения, усилий безграмотный видно — спектакль летит сиречь по нотам.

Сталин ходит колесом посередине гениями. Чаплин с американским смайлом получи лице, Михоэлс со скорбью только еврейского народа в глазах. Птаха в клетке, поющая оперу. Нежный пол Америки, охраняющие свою автономность, Советский Союз, в котором как не бывало антисемитизма, и Гватемала, которая как и им не страдает, корреляция качества кофе от свободы и наизворот. Наконец, театр в театре с его зажимами, сменами трагик, шутовство с трагической изнанкой. Безвыездно это видно и читается в спектакле Дмитрия Крымова «Двое». А что (а что слышалось птиц!) еще за этим… Молодцевато!