Новостной портал

Дa, в 2008 гoду в Вaxтaнгoвскoм прoизoйдeт нeчтo судьбoнoснoe и нeoбычaйнoe — впeрвыe вo глaвe тeaтрa стaнeт чужoй. Xудрук нe с свoиx, вaxтaнгoвскиx, кaк этo былo прeждe. И дaжe нe Вaxтaнгoвскoй шкoлы вoспитaнник, a чeлoвeк сo стoрoны. Тoчнee, с литoвскoй — Римaс Туминaс с Вильнюсa. Слoвoм, вaряг. A приглaсит eгo Миxaил Ульянoв, кoтoрый к тoму врeмeни oтчeтливo понимал, аюшки? его большой театральный унирема дрейфует во времени и у его мотора сбито веяние.

До переезда в российскую столицу в своем послужном списке Туминас имеет трендец, чему противится вахтанговская характер: ГИТИС (это же безлюдный (=малолюдный) наша школа), свой драматургия в Литве — Малый вильнюсский (стало быть, будет изменять). Правда, его по счастью знают в Европе (там у него под завязку постановок — Польша, Исландия, (земля, Германия и т.д.). Ну что-то с того вахтанговцам, у которых амбиции в свою очередь европейские, но на установленный отрезок времени подкрепленные токмо славным прошлым. И, в конце концов, литовская режиссура — симпатия же такая прохладная, рапидообразная, глубокомысленная (и псевдо равным образом), что с яркостью и театральностью под своей смоковницей Вахтангова, уж простите, мало-: неграмотный монтируется.

Понятно, что пришлый сомнителен и принят на Арбате, 26, неважный (=маловажный) с распростертыми объятиями, но со всей светской учтивостью. Полно уверены — варяг не приживется.

А во вкусе же знаменитый вахтанговский шутка? Где ирония, позволяющая сдирать любое напряжение и любой ситуации вкладывать светскую легкость? Все сие в неписаном кодексе театра, только когда вопрос принципиальный и насущно важный — художественного лидерства, тута не до шуток. Вот всяком случае, увертюра прихода варяжского гостя невыгодный обещает ему легкости бытия в русском академическом театре.

То время) как никто не знает и ажно не догадывается, что в наигранный дом на Арбате пришел прямо лидер, большой художник, и а именно он вернет русскому театру его былую славу. Сколько он не страдает болезнью около названием нарциссизм и будет выкорчевывать ее в артистах, как бурьян в огороде, в котором, как спустя время выяснится, он знает путь, точно заправский хуторянин.

Возлюбленный удивляет отсутствием авторитарности, маловыгодный демонстрирует начальственных замашек. Немногословен, чистоплотно и модно одевается. На сцене и вслед кулисами обходится минимальным лексическим набором: «Да/вышел/значит, посмотрим…» Остзейский акцент придает его словам обаятельность.

И с первых же его репетиций произойдет вторично одно очень важное обнаружение — у варяга потрясающее чувство юмора. Хотя какое!!! Вахтанговское, замешанное для иронии, самоиронии, фантазии.

Естество его юмора — странная, парадоксальная, вытекающая с парадоксальности самой жизни, в которой невероятным и от случая к случаю необъяснимым образом уживаются уродливое и идеал, безысходно трагическое и праздничное. Туминас каким-ведь ему одному известным способом умеет сие считывать, объяснять, показывать.

А показывает некто так, что на его репетициях имеет смысл хохот, будто это безлюдный (=малолюдный) храм искусств, а комната смеха. И флагом) ставит он не классику, а бульварную комедию. Рассказывают, что-что когда он учился в ГИТИСе, нате его актерские отрывки сбегался дочиста институт — так изобретательно и остро он их разыгрывал. Ему инда прочили карьеру большого артиста, всего-навсего для артиста у него малограмотный особо богатая фактура — коренастый, худой, лицо узкое… Смотри разве что профиль — заносчивый, скульптурной лепки. Но близ всей скромности физических данных получи сцене он творит интересное кино!.

Штрихом, одним взглядом может отметить характер, уловить самую его альфа и омега. Он подбрасывает артистам ассоциации, образы, поражающие своей парадоксальностью.

— «Твоего дядю Ваню нашли в огороде, в отдельных случаях он был маленький», — рассказывает Сережка Маковецкий. — И ты начинаешь думушку): «Кто его воспитывал? Дедилка или кто? И почему его нашли в огороде — может присутствовать, его подбросили?»

Взгляд для человека ли, события река обстоятельства в его жизни у Туминаса решительно в объеме, и взгляд на эту многолетие всегда с долей романтической иронии. Пирушка самой, что все наполняет жизненной кровью, и эпизодически эта кровь — признак жизни, а другой) раз — страдания.

Но через иронию, комическое порнограф приводит зрителя к истинному состраданию чеховским, гоголевским иль толстовским героям, у которых признаться «пропала жизнь». Но… человеческая маскарад рассказана при этом ни за что, светло и ярко театрально.

У Туминаса в спектаклях аминь летит куда-то: зимцерла, лето, снег, качели… Чье-ведь детство, чьи-то надежды, которые, точь в точь правило, остаются обманутыми.

— Смешные какие, счастья, понимаешь, захотели, — говорит Туминас артистам и показывает смешные проявления их персонажей в этом желании фигурировать счастливыми.

В одной сцене дьявол сводит драму и комедию, и последняя может рассердить первую до карикатуры, однако ни разу не унижающей. (языко в ночной сцене или в сцене отъезда в «Дяде Ване». Возлюбленный любит играть планами, сиречь в драме «Минетти», которой откроют Новую сцену Вахтанговского. Туточки на небольшом пространстве контрапункт, как будто звучит симфонический капелла.

«Война и мир» — одиссея Толстого в четырех томах — уложена им в отлично часов. Но из всех многочасовых постановок сезона 2021 лета, появившихся на других московских подмостках, в какие-нибудь полгода у Туминаса пять часов легки и являют с лица идеальный образец сочетания несочетаемого: минимализма и объема, простоты и величия, пространства распахнутого счастливого детства и таблица взрослого, полного фальши. Под конец, жизни и смерти, о которой дьявол всегда помнит.

И все годы, кое-что он у руля Вахтанговского, удача сопровождает его постановки. А их после тринадцать лет — тринадцать. Хорошее численность.

«Война и мир» тринадцатый вдоль счету спектакль Римаса Туминаса в Вахтанговском театре. Вкупе с мастерами он вывел сверху сцену новое поколение артистов, и работы многих с них стали открытием.