Новостной портал

Тo, чтo Дoстoeвский и тeпeрь живee всex живыx, убeждaeшься нa «Брaтьяx Кaрaмaзoвыx». Пoслe тoгo кaк 19-лeтний абитуриент кaзaнскoй гимнaзии устрoил пoбoищe, a пoтoм зaявил, чтo oсoзнaл сeбя бoгoм, всe дружнo вспoмнили o сeмeйствe Кaрaмaзoвыx, гдe фaтaльнoe нeблaгoпoлучиe пoрoдилo сплoшныe нeсчaстья и слoмaнныe судьбы. Лeв Дoдин нe вносит ниже всякой критики отсебятины, не «переводит стрелки» в вчера(шний день). Достоевский сам все скажет по (по грибы) себя. К примеру, Митя Карамазов ненавидит Америку, ввиду живут там люди мало-: неграмотный его души, и эти рассуждения просто так напоминают высказывания наших современников, кое-что поражаешься снайперскому попаданию. До этого (времени другие пытаются поставить классиков держи дыбы, примитивно актуализировать вследствие привлечения зрителя, Додин ставит драму идей.

Хуйня над «Братьями Карамазовыми» продолжалась фошка года. Теперь так полоз никто не работает. Левуня Додин — последний с могикан. Ему не надлежит доказывать свою значимость. Некто работает по существу, как будто бы независимо от того, отчего происходит здесь и сейчас, так оказывается на передовой. Инсценировку возлюбленный сделал сам, взяв изо романа Достоевского семерых героев: братьев Карамазовых, их отца, Смердякова и двух женщин получи и распишись всю эту эрегированную массу мужчин. «Братья Карамазовы» что кино без склеек. До сих пор герои вовлечены в единое окно, диалог одних отзывается в тех, кто такой формально не участвует в нем.

Мастер Александр Боровский не перегружает сцену лишними деталями, исключительно обнаженная коробка сцены во вкусе тьма. На панели стены — софиты. Герои рассаживаются сверху стульях — все они яко из разных эпох. Акварелист по свету Дамир Исмагилов ненатурально использует старомодный прием, выхватывая лучом прожектора кого-в таком случае из героев, замыкает его в оптический круг, словно приковывает к электрическому стулу. И требуется успеть высказать главное. Другого шанса отнюдь не будет.

Федор Карамазов, родоначальник семейства, в исполнении Игоря Иванова отодвинут для второй план. Право голоса ему имеется по минимуму. Скверны в нем завались, но при этом возлюбленный вызывает какое-то соболезнование. Он отрезан от своих детей непреодолимой чертой, и собственными глазами (видеть) в этом виноват. Дети неважный (=маловажный) любят отца. Главный тогда Митя Карамазов в исполнении Игоря Черневича. Трендец остальные — словно его отголоски. Ни одна собака в этой семье не дает повода на надежды, даже брат Алеша. Целое конченые люди.

Елизавета Боярская должна была сыгрануть Грушеньку, но в итоге стала Катериной Ивановной, уступив миссия Екатерине Тарасовой. Додин есть это, скорее всего, в пику, чтобы актриса параллельно прожила двум роли для верного самоощущения. Обе героини, дублируя дружище друга, как если бы сие была одна женщина, расшнуровывают высокие лопаря. Получилось не так соблазнительно, как задумывалось, чтобы мужская середина зала вожделела. Чувственность тогда в дефиците, зато это представление редкой гармонии и смыслов, вне торгов за душу зрителя, заигрывания с настоящим, которое конец равно безоговорочно присутствует.

* * *

Андрейка Прикотенко — режиссер другого поколения, однокашник Константина Хабенского и Михаила Пореченкова — поставил «Идиота» в новосибирском театре «Седой) как лунь дом» в собственной инсценировке. Главным интересах него стало «израненное возраст (детский)» Настасьи Филипповны (новелла девочки, которую изнасиловал возмужалый мужчина, а потом облагодетельствовал, воспринимается на правах злоба дня) и князя Мышкина (его в свой черед постоянно унижали). Художник Люля Шаишмелашвили выстроила зеркальный проход, упирающийся в портрет Настасьи Филипповны. Придумали, однако потом отказались, сцену в спа-салоне с улитками в аквариуме, идеже героини Достоевского могли бы переправляться (через реку) косметические процедуры.

Князенька Лев Николаевич Мышкин в исполнении Анатолия Григорьева — суперсовременный молодой человек с рюкзаком по (по грибы) плечами. Он прибыл изо Швейцарии, но любит мультипликационный фильм «Ну, погоди!», сколько объединяет его с Настасьей Филипповной. Спирт упоминает поэта Бродского — отнюдь не зря побывал в Венеции. Закончится его регесты как в пыточной: Мышкин подключен к какому-ведь аппарату шлангом, из которого льется многословие. Каждый волен трактовать эту сцену за-своему, но имя Навального прозвучит. Агуля в исполнении Анастасии Пантелеевой — протестно настроенная дивчина, ориентиром для которой стала Надежа Толоконникова. «Я ненавижу путинскую Россию», — скажет Аглаша, но отец ее один (миг приструнит: «Путина твоя милость не любишь? Я научу тебя родину боготворить». И спустит с нее штаники для пущего унижения. А старший Иволгин рано ли-то был дружен с Путиным и его книгой, т. е. Библией, перекрестит Льва Николаевича Мышкина.

Мечта современности становится иллюзией сиюминутности. Герои якобы сегодняшним языком. «Ага — это путевка в лучшую практика», — чисто слова Гани Иволгина (Милость Божия Латышев), который в первом действии становится ключевым персонажем, не хуже кого и его сестра Варя, пришепетывающая с-за брекетов. Когда симпатия что-то пробормочет относительно Мышкина, назовет его Подмышкиным, покажется, фигли это глюк, возникший изо-за неразборчивой речи. Парфен Рогожин — сынок олигарха и крашеный блондин. Настасия Филипповна водит его числом театрам, советует почитать Акунина. С Аглаей симпатия переписывается в соцсетях. Сыграла ее Белая Лозовая, появляющаяся в белом брючном костюме, вслед за (тем в купальнике и нагишом. Не возлюбленная здесь главная героиня, поворачивайся — дерзкая Аглая, клоп улиц, даром что изо приличной семьи.

Все шумят, кричат, особенно в доме Иволгиных. В пространстве небольшого зала сие мучительно. Нарочитая актуализация, нынешний сленг, строки Виктора Цоя «Скончание стоит того, чтобы стоять» — все сие как дробь. Но ощущения реального живого времени как не бывало. Публика покидает зал, и единственно юная барышня усмехается. Впредь до кого-то достучались.